Эта илиодорова тысячная рыдающая толпа полудиких по своему развитию людей производит жуткое, необъяснимое впечатление.
До такого религиозного экстаза доходили только в средние века, когда сотни людей видели на небе бесов, дерущихся с ангелами,
и другие необыкновенные в сущности явления, то есть подвергались массовой галлюцинации или массовому умопомешательству...
«Бесы» Григорий Распутин, епископ Саратовский Гермоген, иеромонах Илиодор
Самару, как и Санкт-Петербург, Казань, Волынь, Саров, Симбирск, Сызрань, Саратов, Вольск, Царицын, не обошла такая «зараза» как «илиодоровщина». Город Самара с его массой люмпинизированного населения, прежде всего, с десятками тысяч голодающих крестьян, пришедших из села в город, был настоящим раем для илиодоровцев. В документах Самарской городской думы можно найти документ с рассказом гласного Анатолия Степановича Ромашева о его встрече с толпой илиодоровцев (и даже якобы с самим Илиодором, совершавшим паломничество через волжские города в Саров) на центральной улице Дворянской в Самаре, а в самарской печати указывалось, что «посещение Самары илиодоровцами усилило опасность для мирных граждан. Чуткие на всё самарские горчишники успели перенять от илиодоровцев ношение с собою дрекольев и в следующий же день хулиганы вооружились толстыми палками. Обычное вооружение горчишников - финский нож, теперь внушительно дополняется еще и дубинками... Самара заплатила дань илиодоровщине в количестве пяти паломниц, которые, вооружившись палками, последовали за Илиодором в Саров».
В 1908 году Илиодор перевелся в Царицын на должность заведующего монастырским подворьем Царицынского мужского Святодуховского монастыря (более известного впоследствии как Илиодоров монастырь).Вскоре Илиодор отходит от Союза русского народа, утверждая, что в формуле «Православие, самодержавие, народность» «бог очутился ниже царя земного». С этого времени он начал агитировать за вступление в Православный Всероссийский братский союз русского народа, организованный на «новых» началах Саратовским епископом Гермогеном. Все отношения Илиодора с местным отделом СРН были прерваны.
В Царицыне Илиодор выступал с зажигательными речами к верующим, клеймил государственные порядки, чиновников, судей, интеллигенцию, «жидов» и называл их врагами русского народа. Именовал себя «верноподданным работником-миссионером».Яростно обрушивался на Л. Н. Толстого, называя его богохульником, вероотступником, «духовным разбойником», на гласных городской думы за отказ предоставить монастырю дополнительную землю, на редакторов местных газет за публикацию вредных, с его точки зрения, материалов.
Благодаря демагогии и популистским лозунгам проповеди Илиодора приобрели необычайную известность. На его митинги иногда собиралось до десяти тысяч человек. За Илиодором установили негласный надзор полиции. Жандармы вели за ним постоянное наблюдение, записывали его речи.
Илиодор нисколько не задумывался об объективности или хотя бы о внешнем правдоподобии своих речей. Слушателей поражала примитивность и абсурдность его аргументов в сочетании с высокопарной патетикой. Современники отмечали демагогический характер илиодоровских выступлений, богатое словесное оформление ничего не значившей мысли, но, несомненно, приносившее ему немалый политический капитал.
В своей практике проведения митингов и шествий, Илиодор активно начал использовать «театрализованные постановки»и то, что сегодня принято называть «флешмобами» и «перформансами». Свои службы он умел представить как некое мистическое действо. Так, на Пасху, которая выпала в 1911 году на 10 апреля, стараниями Илиодора Свято-Духов монастырь был превращен в «фантастический, сказочный замок, которого до сих пор царицанам не приходилось видеть даже в синематографе... во всю длину его фасада, зажглось множество бенгальских огней, полетели вверх десятки разноцветных ракет, зажглись римские свечи, завертелись огненные колеса, забили огненные фонтаны и затрещали выстрелы фейерверочных бомб и фугасов». 15 августа того же года в овраге у монастыря было совершено сожжение «гидры революции», «чрево которой наполнено жидами, революционерами, безбожниками – толстовцами, октябристами и кадетами». «Гидра» была сделана из соломы, обшита красным картоном, и напоминала дракона с китайских рисунков. Сожжением руководил брат Илиодора - Аполлон. В своем умении довести толпу до массовой истерии он ничуть не уступал Илиодору. Со всех сторон неслись крики «Анафема!.. ругань, свист, гогот, какие-то исступленные крики десятитысячной толпы».
В символы борьбы с врагами, в фетиши Илиодор превращал любую вещь. После паломничества в Саров он выставил на площади перед царицынским монастырем дубину, чтобы бить «русских дураков»; осоку, чтобы их связывать; хворост для веника, чтобы выметать из России и «квач», которым был вымазан репортер саратовской газеты «для прославления истинно русских людей и посрамления газетных стервятников, жидов, русских дураков и безбожников».
Вслед за маргинальными слоями населения за Илиодором стали следить и вполне благополучные люди или даже его названные враги. В полицейском рапорте сообщалось: «Народу из окрестных селений, несмотря на большие морозы и вьюги, приезжает в монастырь все больше и больше. Кроме этого бросается в глаза и то, что в монастырь стало за последние дни собираться множество интеллигенции, учеников мужских и женских гимназий и реального училища… было замечено много местных сектантов, а также их начетников и священников… стали появляться даже евреи и такие лица, которые принимали горячее участие в революционном движении».
Сообщение гласного Самарской городской думы
А. С. Ромашева о шествии илиодоровцев в Самаре
Приблизительно неделю тому назад мне пришлось ехать на извозчике по Дворянской улице. Меня встретили полицейские, бегущие вперед, и предложили мне либо слезть с извозчика, либо свернуть в другие улицы. Я отпустил извозчика и встал на тротуаре около магазина Бема. Вижу, идет толпа народа, во главе которой следует иеромонах Илиодор в белой рясе, окруженный какими-то лицами, довольно сомнительного вида, с дубинами в руках. Когда толпа поравнялась со мной, какой-то мальчишка лет 12-ти в монашеской одежде, грубо крикнул мне: «Эй, ты, снимай с шапку!» Я сначала думал, что идет крестный ход, но, рассмотрев, я не увидел ни хоругвей, ни икон и продолжал стоять в шапке. Тогда тот же монашенок, ругая меня, закричал мне в непристойной форме: «Если сейчас же не снимешь шапки, то вздуем тебя дубинами!» Илиодор тоже начал грозить дубиной. Видя, что толпа монахов и диких баб с озверевшими лицами буйно настроена и я нахожусь в опасности, я удалился в магазин Бема и переждал пока прошла эта дикая ватага. Глубоко уважая религию, а равно и духовных лиц, стоящих на высоте своего положения, я был крайне возмущен, увидя лицо в духовном одеянии среди дикой банды, ведущее себя низко, хулигански и, прикрываясь религией, увлекающее темный народ и грозящее побоями встречным обывателям. Ввиду этого я, г. Председатель, прошу Вас, как представителя городского самоуправления, снестись с администрацией о том, чтоб впредь подобных лиц, как Илиодор, производящих шарлатанство, и угрожающих личной безопасности граждан, не допускать расхаживать по городу во главе дикой толпы, как это не было допущено в некоторых других городах. Кроме того, прошу Вас, как члена Государственной Думы, поддержать запрос о действиях Илиодора, который предполагается сделать по почину города Саратова. 
Из Журнала заседания Самарской городской думы от 4 августа 1911 года
По рассказу А. Н. Завального, возвращаясь из Сарова в Царицын, Илиодор снова посетил Самару и навестил самарского губернатора и затем с толпой своих приверженцев направился к Кафедральному собору. Двери храма были закрыты. Иеромонах стремительно поднялся по лестнице и стал энергично стучать по ним палкой. В ответ - ни звука. Илиодор страшно обиделся на самарское духовенство: «До сих пор спят!» А потом гнев его пал на город: «Самару в будущем постигнет разгром от китайцев! И на месте этого собора они возведут свою кумирню!»
Позже Илиодор пытался выстроить «собственную веру» и сколотил секту, при большевиках обратился к обновленцам.
Умер в США, по одним данным, работая таксистом, по другим - швейцаром...